Гроб подполковника Недочетова - Страница 7


К оглавлению

7

— А листки-то он все-таки успел разбросать.

— Какие листки?

— Да от красных... Ребята читали; сказывают — всем помилование будет, ежели кто передастся красным... с оружием.

— Они те помилуют! На штыки, а то и в петлю.

— Пошто на штыки?

— А што смотреть они станут! Ты гляди-ка, как у нас с красными — как попался, так и крышка! Да прежде еще допросят.

— Допросят?..

— Да, шомполами... Такой допрос — хуже смерти...

Роман почмокал, потряс головой, замолчал. Замолчали и солдаты.

Впереди и сзади шумело, скрипело, трещало. По бокам дороги, укутанные мягко снегом, стояли деревья и кустарники. Над шумным обозом стлался пар.

Роман порылся за-пазухой, достал кисет, трубку, закурил, отвернувшись от ветра. Третий солдат поглядел, подождал пока у Романа закурилось и попросил:

— Дай-ка, браток, затянуться!

Роман вытер пальцами чубук и протянул ему трубку.

Солдат покурил, сплюнул и вернул трубку мужику и, вернув, похвалил табак.

Проехали молча версты две.

Неожиданно первый солдат, тот, который оборвал Романа, перегнулся ко второму, разговорчивому:

— Видать — мужик-то ничего.

— Да будто-бы... Однако, можно.

Тогда хмурый тронул Романа за плечо и сказал:

— Послушай-ка, паря.

— Чего тебе? — обернулся Роман.

— Ты смекни: мы с этого ночлега из деревни-то, в которую едем, оборочаться думаем... с тобою.

— Дизентиры, стало быть! — усмехнулся Роман.

— Не балуй!.. — нахмурился солдат. — Мы те дело толкуем... В деревню приедем, ты норови позадь обоза прилаживаться. Утресь все поедут, а мы схоронимся... Вот тебе и коня сбережешь!

— Да у меня трое... Трое, говорю, коней-то...

— Ну, об остатных не печалься, не выручишь... Молись богу, что этого, мухортенького-то домой вернешь...

— Мы к тебе уж давно приглядываемся, — добродушно вмешался второй солдат, разговорчивый. — Ты, видать, мужик нашенский... надежный...

— Да мне што!.. — ухмыльнулся Роман. — Мне даже лучше... Сразу предоставлю вас кому следовает, вот и ладно будет.

Третий солдат, прислушивавшийся к переговорам, сдвинул грязный шарф, которым он укутал шею и бороду, и кашлянул.

— А ежели ты что-нибудь, — хрипло сказал он, — финтить будешь или болтать, так мы, брат, с лягавами умеем обращаться... Понял?!

Роман поглядел на него и укоризненно скривился:

— Чего болтать-то!.. Не знаю я, рази... Я, брат, тоже вас с первого раза смекнул... Хо!..

— Ну то-то!..

— Я, брат, знаю, — продолжал Роман добродушно. — Ты думаешь, одни вы завтра до зари еще обернетесь, назад попрете?.. Не-ет, милачок!.. Таким походом двинуться — считай куда еще больше попрут — вперед, али назад!.. Теперь у красных-то этаких-то дизентиров не сочтешь... Вы только винтовки в исправности доставьте да патронов побольше!.. Чтоб в аккурате, как на смотр! Хо!..

У Романа погасла трубка, он ее выколотил о сани, хотел сунуть за-пазуху, но раздумал и снова набил ее.

— На-те, закуривайте!.. — протянул он ее солдатам. — Бестабашны вы, вижу я!.. У меня табачёк свой!

Солдаты поочередно стали затягиваться.

Мороз завинчивал все крепче. Над мухортым вился густой белый пар. Люди стыли; бороды, ресницы, воротники закуржавели. Полозья скрипели.

Сосны, мягко укутанные снегом, обступили дорогу неподвижно, застыв, замерев.

10. Волки.

Из распадков выходили волки. Нюхали разъезжанный широкий след. Слушали, выли. Распадков было много — волков собралась большая стая.

Но вот они в недоумении, в тревоге остановились, рассыпались по распадкам, скрылись.

Оттуда, куда уходили те, что оставляли утоптанный, грязный, пахучий след, шли и ехали люди. По утоптанному снегу обратно двигались они, еще больше утаптывая и расширяя его.

Волки, притаясь за кокорником, в ямах, меж деревьями, острыми, сверкающими глазами следили за теми, кто шли вперед и назад, — в дальний путь и обратно.

* * *

Зоркими мерцающими глазами, тонким нюхом чуяли волки, что расползается отряд в разные стороны, уходят, уезжают люди обратно.

У полковника, адъютанта и других офицеров не было волчьих глаз, волчьего обоняния, но замечали они, чуяли, что кругом творится неладное.

Стали совещаться, соображать. Предложили командиру офицерского отряда («истребители») выставить сильную часть в арьергард отряда, чтобы задерживать дезертиров и следить за тылом, но он наотрез отказался:

— Мой отряд привык к боевой работе, конвойная служба ему не пристала!..

Решили использовать для этого остатки красильниковцев, но когда стали собирать их, то набрали мало людей: остальные где-то разбрелись по кошевам, зарылись в шубы, в солому, спали мертвым пьяным сном.

А на востоке с пригорков уж виднелись зубцы байкальских гор. И в полдень, когда зимнее солнце осиливало морозную мглу, там ослепительно сверкали снеговые вершины.

Тогда в штабе посидели за машинкой, потрещали — и по отряду, по разрозненным частям, из кошевы в кошеву, из саней в сани прочли приказ:

...

«Близок момент соединения с главными силами верховного правителя. Еще несколько переходов — и вы отдохнете, получите новое обмундирование, новые запасы воинского снаряжения с тем, чтобы под личным руководительством верховного правителя атамана Семенова обернуться вновь на наглого и гнусного врага, терзающего и продающего святую Русь.

Между тем, среди вас находятся злонамеренные и слабые, которые, забыв свой долг перед родиной и вождем, уходят к врагу, оставляя своих боевых товарищей, предавая правое святое дело...

7